Дмитрий Шиллер: «Россию омывают 13 морей. И во всех мы хотим установить рекорды по глубинным погружениям»

Председатель отделения Русского географического общества в Татарстане Дмитрий Шиллер

Елена Орешина — Казань

1 июля из Казани на Баренцево море отправилась экспедиция «Заполярье России», в которой подводные исследователи из Татарстана поставят рекорд погружения аквалангистов – на глубину более 100 м. Заодно команда протестирует российское подводное дыхательное оборудование, соберет для изучения образцы глубоководной флоры и доставит на Баренцево море табличку с сурой из Корана и список Казанской иконы Божьей Матери. Председатель отделения Русского географического общества в Татарстане в интервью KazanFirst рассказал об экспедиции, дискриминации со стороны представителей книги рекордов Гиннеса и настоящих героях нашего времени

— Мне очень повезло. Я с самого начала знал, чем я хочу заниматься. Уже в 14 лет понимал, куда пойду. Конечно, я совершал ошибки, пробовал что-то новое, экспериментировал с жизнью, но в итоге все равно пришел к дайвингу. Почему я этим занимаюсь? Мне нравится хорошая мужская компания, нравится находиться среди людей, которые созидают, постоянно что-то делают.

В нашей жизни так много войны и борьбы, что хочется чего-то большого, по-настоящему доброго и светлого, призыва к этому. Если бы я был поэтом или певцом, я бы сочинил стихотворение или песню о мире, но я просто ныряльщик. Поэтому я занимаюсь дайвингом и стараюсь при этом созидать.

Например, мы во время подготовки к экспедиции на Баренцево море ставили тренировочный лагерь на озере Оланга в Марий Эл. Но идея была не в том, чтобы просто поставить тренировочный лагерь, где я буду со своей командой издеваться над собой. Но в том, чтобы поставить лагерь, в котором мы научим нырять глухонемых детей и, возможно, для многих из них это станет открытием в новый мир.

Я считаю, что каждый твой шаг должен нести что-то по-настоящему светлое. Если ты делаешь что-то, что помогает тебе, посмотри вокруг – возможно для кого-то это станет целым миром. Просто об этом не задумываешься.

— На озере Оланга вы обучали дайвингу слабослышащих детей. С какими трудностями пришлось столкнуться?

— Трудностей много. Много хотя бы потому, что мы делаем это впервые в мире. Таким детям очень страшно. Они не слышат и не умеют говорить – а при погружениях еще и начинают плохо видеть под водой. Им стоит огромных усилий, чтобы это сделать.

Или еще – когда такой ребенок выныривает. Например, что-то случилось. Как он привлечет к себе внимание?  Таких нюансов очень много.

Хорошо, что изначально мы построили общение не на потребительском вопросе, что «мы инвалиды и помогите нам», а на том, что здесь здоровые люди, которые решают свои задачи для дальнейшего развития.

— Что может дать им дайвинг?

— Если они научатся дайвингу, они смогут стать кем угодно. Я уверен, что для них это просто дверь в будущее. [Жак Ив]Кусто говорил, что под водой мир безмолвия. Поэтому слабослышащие и глухонемые люди на самом деле под водой в более выигрышном положении, чем мы. Общаясь сигналами, они прекрасно понимают друг друга. Под водой у них 100%-ное общение, в отличие от нас. Мы вынуждены выйти из воды, объясниться, а потом опять зайти. Им для этого выходить не надо, они могут решить все вопросы там. То есть под водой они в разы продуктивнее, чем обыкновенные люди.

— Расскажите, что это за дети?

— Это слабослышащие дети от 10 до 18 лет. На самом деле есть ребята и постарше, из которых мы планируем сделать инструкторов, потому что сейчас мы вынуждены общаться с ними через переводчиков. Но я думаю, как только мы вырастим старших ребят, им будет проще общаться, и мы сразу получим качественный скачок. Это обыкновенные татарстанские дети из интернатов, школ, институтов, просто с такой особенностью.

— Какое оборудование вы испытываете?

— Оборудование нам предоставил один из военно-промышленных концернов (холдинг «Технодинамика» – KazanFirst), который запустил целую линейку регуляторов для подводного дыхания. Это линейка для арктической группировки. На Баренцевом море мы будем завершать испытания. Серия регуляторов очень перспективная, которая пригодится профессионалам, которые работают в холодных водоёмах — в Заполярье, при критических температурах. Много интересных инженерных решений, которые мы протестировали на глубине до 120 м в Антарктиде. Сейчас начинаем испытания в арктических водах.

— Есть ли иностранные аналоги этого оборудования или это уникальная разработка?

— Аналоги есть. Но это оборудование – по линии импортозамещения. Очень много и долго говорили о том, что это невозможно. Но наконец-то, как только началась кутерьма с санкциями, поняли, что все возможно и нужно. Без лишней патетики могу сказать – российская техника, которую мы тестируем, очень надежная. Конечно, есть над чем работать. Но заменить зарубежное оборудование для погружения мы можем. Утверждаю это как человек, который воспитал чемпионов мира в спорте и совершил ряд рекордных погружения.

— Есть ли схема оперативного реагирования, как поднять человека, если он погрузился на экстремальную глубину, и вдруг что-то случилось с оборудованием?

— К сожалению, быстро человека не поднимешь, потому что есть определенные правила, которые не позволяют это сделать. Это связано в первую очередь с физиологией человека и видом снаряжения. Мы понимаем, что если приходит корабль с барокамерами, с подводными колоколами – это одно.

Уникальность нашего отряда в том, что мы отрабатываем и разрабатываем методики выживания подводно-исследовательских групп. Наш отряд часто работает в местах, где нет возможности прийти кому-то и помочь.

Поэтому мы вынуждены не просто все просчитывать и рассчитывать, а делать это с колоссальным запасом. Я понимаю, что невозможно все просчитать, и может произойти форс-мажор. Но те методики и тот регламент, который мы уже составили, мы испытали его на себе и можем сказать – это будет работать именно так. Соответственно, дальше вопрос практики. Мы являемся теми точками, от которых  можно вести отсчет. То есть когда другая исследовательская группа пойдет дальше в этих направлениях, они могут, опираясь на наши навыки, методики и работу, двигаться дальше.

— Почему такая работа важна?

— Когда мы пошли на Полюс холода, мы задавали вопросы коллегам, в том числе иностранным: как и что делать. Нам реально никто не мог ответить. Просто нет опыта. Мы были вынуждены предполагать, причем буквально во всем – что может произойти при погружении на большую глубину на Полюсе холода, как решать проблемы и так далее.

Работа практически как с выходом в космос. Неспроста [Алексей]Леонов (советский космонавт– KazanFirst) сейчас рассматривает возможность дать свое имя нашему отряду. Это человек, который впервые вышел в открытый космос. А мы люди, которые много раз сделали что-то впервые. Для нас это важно. Для нас это интересно.

Как иначе – мы не знаем. Скучно же по-другому – не быть первым. Здесь играет роль не гордыня. Почему исследователи 200 лет назад имели возможность быть первыми, а мы сейчас не имеем? Мы тоже будем первыми, просто под водой.

— Ну вы не оставляете шанса быть первыми другим – на Полюсе холода погружались, сейчас Баренцево море…

— Другим остается просто идти дальше.

— Не страшно?

— Конечно, страшно. Но мы идем вперед…

— Честно говоря, не представляю, насколько, потому что читаешь материалы о ваших рекордах, погружениях при экстремальных температурах, много материалов читала у Антона Райхштата… И уже при этом сердце порой просто замирает от страха.

— Кстати, вот, о людях, которые созидают. Антон многое не рассказывает о себе, но я в восторге от этого человека и те медали, которые он получил, участвуя в экспедиции, абсолютно заслуженны. Я просто расскажу несколько примеров.

На Полюсе холода мы встретили семью охотников-оленеводов. Ребята поехали их фотографировать. Внезапно взорвалась канистра. Антон, бросив фотоаппарат, буквально горел сам, но спасал оленеводов, сбивал с них пламя.

Второй момент — его отношение к работе. Когда мы отныряли, задача Антона была все это как можно быстрее отправить на «большую землю». До места пребывания, где был интернет, были практически сутки пути.

Антон прошел этот путь, причем это путешествие не из легких – по морозу в  минус 64 градуса, а потом еще сутки передавал информацию. К тому моменту, как в лагерь прибыли мы, он не спал уже двое суток, и просто уснул на ходу, как только все отправил. Могу сказать, что это человек, с которым я бы пошел в разведку.

— Была информация, что на Полюсе холода вы не брали для погружения людей, у которых нет детей, это так? И почему?

— Это связано с теми рисками, которые мы испытываем. Переохлаждение, экстремальные температуры и глубины, всякое может быть. На мой взгляд, мужчина все-таки должен что-то оставить после себя. Мы стараемся свести все риски к минимуму, в связи с тем, что очень мало людей могут выдерживать перегрузки. Но бывает так, что у нас на экстремальные погружения в качестве страхующих все же идут «нерожавшие». Но я не сторонник этого.

— Как семья относится к вашим погружениям и экспедициям?

— Они крайне против. (смеется). По-разному относится на самом деле. Я вообще стараюсь с семьей на эту тему не разговаривать, что, где и когда у нас экспедиция. Жена о таких вещах узнает, как правило, из новостей. У нас есть о чем поговорить и без этого, у нас двое детей. (смеется)

— Дети тоже дайвингом увлекаются?

— Они с удовольствием ныряют. Старшей скоро будет 10 лет, она начнет тренироваться. Она уже пробовала, что это такое. Но так как я сторонник дисциплины, я считаю, что даже наличие папы-инструктора не позволяет ей перешагнуть определенные правила. От этого зависит безопасность. Потому что если ребенок приучится, что по какой-то причине правила его не касаются, это может привести к трагедии. Правила для всех одинаковые.

— В чем идея экспедиции на Баренцево море?

— Это часть большой экспедиции, которая называется «Моря России». Россию омывают 13 морей. И во всех мы хотим установить рекорды именно россиянами – по глубинным погружениям и так далее.

Когда мы пошли на свой первый рекорд, книга рекордов Гиннеса отказалась его регистрировать, мотивируя тем, что самое первое погружение человека на Полюсе холода это не есть международное достижение.

Мы были, мягко говоря, удивлены такому повороту. Когда мы начали интересоваться этим вопросом, мы увидели, что это политическая игра. В свое время российские парашютисты первыми совершили прыжки в Арктике. Представители книги рекордов Гиннесаэтого не признали, говоря, что это не есть достижение. Через несколько лет прыгнули американцы. И представители книги рекордов Гиннеса поменяли свое решение, признав за американцами достижение.

Кроме того, на Полюс холода мы буквально нос в нос шли с японцами. Тогда я написал в книгу рекордов Гиннеса письмо, в котором выразил надежду, что они не признают достижение и за нашими конкурентами, если те повторят наш рекорд.

На что мне ответили, что они частная компания и возможно, когда кто-то другой это сделает, они поменяют свои взгляды. Было обидно. Но этот случай повернул к нам других людей, в том числе ребят из команды Кусто (Жак-Ив Кусто, французский исследователь Мирового океана, фотограф, режиссёр, изобретатель, автор множества книг и фильмов – KazanFirst).

Они за нас заступились. Они сказали международному дайв-сообществу– прекратите заниматься ерундой, если русские это сделали первые, значит, так оно и есть и надо признать это первенство за ними.

Самый молодой член команды Кусто БожанаОстойич сказала мне, что команде Кусто нравится, что мы делаем и не нравится политическая подоплека по отношению к достижениям россиян.

Но так как никуда от этого не деться, она предложила нам взять с собой в экспедицию представителя Конфедерации подводной деятельности, которую признает ООН, Юнеско и другие международные объединения.

Уже этот представитель будет свидетельствовать об установленном рекорде перед международным сообществом. В экспедиции на Баренцево море этим представителем стала Божана. Для нас это вдвойне важно, потому что это не только член комиссии, а еще и соратник самого Кусто и человек, который может оценить то, что мы делаем.

— Какие еще рекорды планируете поставить после экспедиции на Баренцево море?

— В 2016 году мы планируем поставить еще один рекорд – самое глубокое погружение человека под лед, на Белом море. А в 2017 году, если все будет идти по плану, сделаем самое глубокое погружение человека в Арктике.

Фото: Олег Тихонов