Армандо Диамантэ: «Я сотрудникам запрещаю говорить, что мы работаем в бюджетном учреждении. Театр — это не чистый бизнес, есть ещё и миссия»

Армандо Диамантэ: «Я сотрудникам запрещаю говорить
Директор театра «Мастеровые» в интервью KazanFirst

Армандо Диамантэ


Михаил Ляпунов — Набережные Челны

В начале декабря оппозиционный депутат Денис Нитенко вдруг неожиданно для всех решил сэкономить на культуре. Шло заседание комиссии по вопросам социально-экономического развития и бюджету, и он поинтересовался, зачем театру «Мастеровые» пресс-секретарь, если это  «небольшой дотационный театр». Эту должность он посчитал излишней, и предложил сократить  бюджетное финансирование театру.

Позже выяснилось, что парламентарий информацию о наличии пресс-секретаря почерпнул из местной прессы, а проверить не удосужился, но ярлык «борца с культурой» за ним уже закрепился.

В непростое время учреждения культуры получают из бюджета всего 2,5%. Они всегда финансировались по остаточному принципу, говорит директор «Мастеровых» Армандо Диамантэ.

— На развитие культуры выделяется 195 млн рублей. Это большая или недостаточная сумма?

— Нам из этого пирога достаётся не так много, потому что учреждений культуры много. Возьмём библиотеки или картинные галереи. Им очень тяжело зарабатывать деньги. Понятно, что  тяжелее, чем нам. Наиболее устойчивые — это учреждения, имеющие хороший зал, который они сдают в аренду, либо востребованный театр.

Мне трудно оценить много или мало 195 млн рублей. Но мне кажется, что на все учреждения культуры это мало. Вообще мне не очень понятен посыл господина Нитенко. Может быть он говорит о том, что хочет проверить эффективность траты денег — если он хочет, то пусть проверяет.
— Вам скрывать нечего, если хочет, то пусть приходит и проверяет?

— Вы понимаете, над любым учреждением культуры такое огромное количество проверяющих организаций, что мы рубль без ведома исполкома не можем тратить. Даже если этот рубль  заработали сами. Существуют определенные ограничения — по закону о госзакупках, по другим параметрам. Существует казначейство…  Вы не понимаете насколько силён этот аппарат надзора и Нитенко не понимает, так как никогда не работал в бюджетном учреждении. Он не смог бы потратить просто деньги на какую-нибудь ерунду. Он не прошёл бы через сито всех согласований.

— Проще говоря, без согласований вам даже просто карандаш купить невозможно?

— Мы можем купить карандаш, но исполком будет знать об этом. Без ведома исполкома мы купить карандаш не сможем. Существует правило: мы не можем купить карандаш где попало, надо провести тендер. Этот карандаш должен быть самым дешевым – потом через месяц-два этот карандаш мы получим.

Существует понятие финансовый план, план по посещениям, план по количеству спектаклей, муниципальное задание, контрактное задание руководителя. У нас ни один руководитель не принимается на постоянную работу. Контракты, которые заключаются от одного года до пяти лет.

Каждый год любому руководителю даётся задание, которое он должен выполнить — если не выполнит, то могут уволить, лишить премии, наказать финансово.

Я сочувствую многим учреждениям культуры, которые существуют в условиях недостаточного финансирования, я это понимаю. Я вижу, как они реально живут. Они поставлены в такие условия, что им надо в любом случае выполнять муниципальное задание.
— Вы считаете, что бюджет культуры нельзя сокращать?

— Культура всегда финансировалась ранее и финансируется сейчас по остаточному принципу. Я не говорю, что это правильно или не правильно, я просто констатирую. Сначала деньги тратятся на здравоохранение, дороги, инфраструктуру, водоснабжение. Когда все деньги распределены, уже остаётся что-то культуре. Сколько процентов составляет бюджет культуры?

— 2,5%

— Вы спрашиваете это много или мало. 97% не тратится на культуру, в городе нет ни одного театра полновесного со зданием. Когда город строили — учли много вопросов. К примеру, дороги. У нас много зелени. Почему-то не подумали, что когда ты собираешь людей в один город — им надо чем-то заниматься.

Первое, что начало развиваться в городе — это ночные клубы. Это к господину Нитенко. Татарский театр — это бывший райком комсомола, в нашем же здании был интерклуб. А что такое неприспособленное здание?

Театр — очень специфическое заведение, с особым устройством сцены. Со специальными техническими параметрами, с местами, где хранятся декорации, со специальными подъёмниками. Ты не можешь таскать тяжёлые декорации по лестницам или пытаться их на веревочке их спустить в окно.

— Вы держите у себя пресс-секретаря?

— Работой со СМИ у нас занимается заместитель по общим вопросам.У нас очень много упоминаний в СМИ — по этой позиции с неё очень серьёзный спрос. Никаких доплат за то, что она ведёт эту работу нет. При приёме на работу, в контракт были вписаны и это. Эта обязанность наиболее публичная, так как она работает со СМИ.

Сейчас её нет. Она уехала на фестиваль, через два дня мы выступаем в Казани. Все гранты, фестивали, общие вопросы — это как раз любой неспецифический вопрос. Сейчас у нас чаще всего один сотрудник несёт несколько функций.
— С чем это связано?

С отсутствием достаточного количества специалистов.  У нас в театре нет должности кассиров, но ведь кассиры есть. Получается, мы принимаем людей по внебюджету. Это означает, что мы выплачиваем им зарплату из собственных средств. У нас есть другие должности — плотник, столяр. Если в других театрах в цехах работают десятки людей, потому что направлений там много — бутафорский, реквизиторский, декорационный цеха, то у нас два человека во всем цехе. А как нам делать декорации? Естественно мы вынуждены какие-то работы на аутсорсинг отдавать или приглашать специалистов.

За два года, которыми я руковожу театром, со стороны города не было введено ни одной дополнительной единицы. Иногда мы переименовываем должности, когда понимаем, что человек в театре нужен, но бюджет не меняется. За редким исключением, мы доплачиваем всем из внебюджетных источников. Если вы приглашаете мужчину на полный рабочий день и предлагаете ему зарплату в 7000-8000 рублей, то вы понимаете, что никто работать не придёт.

— Либо придёт тот, кто работать не будет.

— Такое явление здесь тоже часто встречалось. Или водитель автобуса категории D  с зарплатой по тарифной сетке 8000-9000 рублей. Понятно, что ни один из водителей не пойдёт сюда за такие деньги. Они меньше, чем 20 000 рублей не хотят получать.

Мы благодарны городу за то финансирование, которое есть, но всё-таки доплаты, когда можем – мы делаем. Возможности театра ограничены, но я не жалуюсь. У меня немного другой подход к театру, нежели у большинства моих коллег из бюджетной сферы. Я считаю, что театр должен зарабатывать, что он может быть рентабельным, что спектакли окупаются. У нас все спектакли окупаются.

— Каков бюджет одного спектакля?

— Около 1 млн рублей. Это большие деньги для нас. И это наши собственные деньги. Нам город не даёт на постановки ни копейки. Всё, что мы зарабатываем, мы вкладываем в производство спектаклей. Зал у нас рассчитан всего на 143 места. С таким маленьким помещением билеты продаются на несколько недель вперёд — сейчас мы продаём их на конец января.

— А билеты на новогодние праздники?

— Всё продано. Эти мероприятия мы начинаем продавать ещё в августе-сентябре. Спрос очень велик на эти услуги.
— Какие ещё форматы использует театр, чтобы увеличивать прибыль?

— Мы проводим иногда мероприятия на больших площадках. Например, в ДК «Камаза» на спектакль пришли 500 человек. Собрали полный зал. Пока проводим подобные выезды где-то раз в месяц.

На следующий или через год мы хотим выйти на ежедневные показы спектаклей, кроме понедельника — это выходной день во всех театрах и музеях России. Для этого нужна реорганизация работы.

— Чем отличается работа в театре от работы в бизнесе?

— Я пришёл в театр из бизнеса, поэтому отношение к нему несколько другое. Я сотрудникам запрещаю говорить, что мы работаем в бюджетном учреждении, потому что не совсем понимаю, что они этим хотят сказать. Может быть, что мы несчастные-разнесчастные, ничего не можем и вынуждены ходить только с протянутой рукой. Нет, мы можем ходить с протянутой рукой только при одном условии. Если все резервы и все свои возможности мы исчерпаем. Но чтобы это произошло — это надо очень много работать.

Театр — это не чистый бизнес, есть ещё и миссия. У нас достаточно дорогие билеты для Набережных Челнов. Может быть не каждый человек может их себе позволить. Поэтому у нас уже не первый год заведена традиция благотворительных спектаклей. Билеты бесплатные, социальные дни — на них мы цену снижаем вдвое и продаём даже на новый спектакль, с расчётом, чтобы люди могли прийти хотя бы в этот день — во вторник или четверг.

Театр теоретически может работать в ежедневном режиме. Для этого потребуется реорганизация. В цехах не хватает людей, но мы зарабатываем, а значит, можем кого-то привлекать и что-то делать. Есть определённые сложности — актеры и специалисты не могут быть из Челнов, потому что здесь нет училищ, ни вузов театральных, поэтому очень много работает приезжих. Их надо обеспечивать жильём. Театр снимает им квартиры.

— Город помогает с квартирами, ведь есть муниципальное жильё?

— Недавно разговаривали с исполкомом, они вроде хотят нам две квартиры выделить. Это будет определенной удачей, но останутся ещё люди, которым мы будем снимать квартиры.

— Вы говорили, что театр может зарабатывать и зарабатывает. Каковы источники доходов?

— Основной вид деятельности — продажа билетов. Есть побочные — мы сдаём в аренду ресторан, к нам ходят хореографические кружки. У нас есть студия своя, автостоянка. Со всего этого пополняется наш бюджет, также пользуемся грантами. Любые приемлемые способы зарабатывания денег мы стараемся использовать. Рассматриваем даже инвестпроекты.

Понятно, что мы никогда не будем организовывать в нашем здании шубную ярмарку. Ни один вид деятельности не должен мешать основному. 80% наших заработков — наша прямая театральная деятельность.
— Почему другие театры не хотят выступать у вас?

— Во-первых, малый зал. Во-вторых, сцена не соответствует никаким техническим параметрам. Если бы у нас был большой зал, то мы бы договаривались с другими театрами, чтобы они показывали свои спектакли у нас. Это бы избавило нас от необходимости иметь свои спектакли всех направлений, как сейчас мы пытаемся сделать.

Мэр Челнов Наиль Магдеев эту ситуации понимает. Он трижды уже был на спектаклях у нас. Мы ищем пути решения из проблемы. Даже перспективы появились, чтобы попытаться и из татарского и из русского театра сделать полноценный театр. Во всяком случае, город нам не отказывает. Финансирование у нас не увеличивается, но многим руководителям учреждений культуры я бы памятник поставил, а не сокращал финансирование.

— У вас подход к театру, как к обычному нормальному бизнесу. Чем это помогает в работе?

— Нужно менять мышление. Поэтому мы больше работаем не в расчёте на помощь. Мы ни разу не обращались к городу с просьбой увеличить штатное расписание. Я иду по более реалистическому пути. Мы должны свои возможности находить. Главная проблема не отсутствие финансирование, а менталитет и подход.

У нас стесняются говорить, что театр это тоже шоу-бизнес. Спектакль «Свидетель обвинения» стоит 1,3 млн рублей, плюс 100 000 рублей потрачено на рекламу. Город иногда помогает — даёт нам два-три щита. Не даёт — мы всё покупаем сами. Телевидение не просит с нас денег, как с коммерческой структуры. Мы на всех телеканалах встречаем понимание, нам они делают спеццены.

Тех денег, которые мы зарабатывали, нам хватало на один взрослый и один детский спектакль в год. В этом году мы выпускаем четыре взрослых спектакля. Нам кто-то прибавил финансирование, кто-то меценатством занялся? Нет.

Мы стали менять ценовую политику. К нам в театр ездят все жители Закамья, может быть кроме Бугульмы, потому что там есть свой театр. Иногда треть зала — это зрители из Нижнекамска.
— Что ожидает зрителей в новом году?

— Они говорят, мы посмотрели, и год ждём новой премьеры. В этом году будет четыре премьеры, два взрослых спектакля уже выпустили. В феврале выйдет спектакль. Еще один в мае. Мы на год вперёд всё расписываем. Мы режиссёров приглашаем в основном из Санкт-Петербурга. Художники по свету приезжают из Питера.

— Для чего?

— Есть в бизнесе понятие — инвестиции. Если ты просишь такую цену за билеты, как у нас: от 400 до 800 рублей, то сейчас технологии растут, театр меняется, а ты живёшь старыми представлениями. В Йошкар-Оле, которая в три раза меньше, чем Челны — шесть театров. У них шикарный кукольный театр.

Мы недавно были там на гастролях, и я думал, что они в таком здании огромном делают. Я познакомился с министром культуры Марий Эл. Он с гордостью говорит, что они открыли библиотеку. В этом плане, я вдруг понял, что Челны очень сильно отстают от других городов, я не говорю про Запад, мне пока трудно представить, что в Челнах сейчас откроют новую библиотеку.

На Западе в городе с таким населением, как у нас — десять театров. Это их стандарт. У нас один малюсенький, я не беру Татарский драматический — у него другой сегмент. Нет таких традиций. У нас один театр, который отвечает за весь огромный театральный мир, поэтому мы решили, что каждый новый спектакль будет демонстрацией челнинцам разных театральных направлений. Поэтому у нас появился «Тестостерон» в кафе. Поэтому мы жанрово разнообразны — психологическая драма «Кроличья нора» меняется детективом.

Я был в театре «Александринка» на новой сцене. На его строительство потратили 3 млрд рублей. Там всё сделано по технологии. Недавно Татарстан потратил 1 млрд рублей на реконструкцию театра Качалова. Когда здание изначально проектируется, как театр – там всё делают по-другому. Работа в приспособленных помещениях достаточно тяжела.

Всё самое интересное в наших группах Tелеграм и ВКонтакте.

ПОДПИСЫВАЙСЯ НА KAZANFIRST:

Comment section

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *