Композитор Эльмир Низамов переложил стихи Бродского в музыку для хора

Ольга Гоголадзе — Казань

Эльмир Низамов — настоящее разочарование для тех, кто считает композиторов старыми вихрастыми дедушками. Заподозрить в этом молодом и стильном парне автора мюзикла «Алтын Казан», оперы «Чёрная палата» и музыки к бесчисленным спектаклям решительно невозможно. Однако, именно он создаёт произведения, которым с завидной регулярностью рукоплещет вся республика. Попутно вызывая комплекс неполноценности у тех, кто в свои 35 до сих пор в творческом поиске.

На этой неделе у Эльмира сразу два интересных концерта. KazanFirst решил расспросить о них непосредственно у композитора и выяснить, как ему пришло в голову переложить стихи Бродского в музыку для хора, а призыв муэдзина исполнить на электронном саксофоне.

— Эльмир, в этом месяце у тебя что ни день, то очередная премьера. Недавно вы вместе с Александром Сладковским открывали сезон в Большом концертном зале имени Сайдашева, параллельно шла презентация твоей песни в филармонии, на этой неделе состоятся два концерта подряд. Как ощущения?

— Я просто сижу и думаю о том, насколько я счастливый человек. На днях пришёл на биеннале печатной графики, и на открытии играл оркестр «Новая музыка». Они исполняли разные произведения, и вдруг зазвучала мелодия из моей «Чёрной палаты»! Я когда-то по их просьбе сделал инструментальную версию и благополучно ней забыл. Пришёл, а оркестр её играет. Понимаешь, я всегда мечтал, чтобы мои произведения исполняли не потому, что так надо или кто-то попросил, а просто потому что их хочется сыграть на концерте. Тогда музыка начинает жить своей жизнью, как ребёнок, который переехал в другой город, сам себя обеспечивает и становится самостоятельной личностью. Я очень радуюсь этому и внутренне успокаиваюсь. Очень переживаю, когда мелодия написана и не исполнена.

— Другие бы на твоём месте могли бы с умным видом рассуждать об авторских правах и тяжёлой судьбе отечественных композиторов.

— Авторские права, конечно, важная вещь. Но есть нечто куда более значимое. Мне необходимо, чтобы мой труд был востребован, чтобы музыка звучала. Она же создаётся не для того, чтобы заявить: «Я это написал!» — и гордо положить в стол. Музыка должна звучать.

— Тогда расскажи, где её можно услышать в ближайшее время.

— 15 октября состоится концерт Влада Быстрова — это известный саксофонист родом из Казани. Он уже много лет живёт в Германии и специализируется на современной музыке.  Один из его новых проектов называется «Браушвейгские диагонали», и организатор концерта Ольга Скепнер пригласила меня поучаствовать в нём в качестве композитора. Мы выступим вместе, и он сыграет моё произведение.

— Что это будет за музыка?

— У меня давно была написана пьеса «На восточной стороне Солнца». Я решил, что именно её можно обновить. У Влада есть электронный саксофон со всякими эффектами, интересно будет послушать, как она зазвучит в таком варианте. Завтра у нас  первая репетиция, будем вместе доделывать эту композицию. 

— Описать музыку словами очень трудно, и всё же, можешь примерно рассказать, что это за мелодия?

— В самом начале я попытался передать звучание азана — это призыв к молитве в мечети. А потом уже идёт развитие мелодии, появляются элементы восточной и современной музыки.

— Религия позволяет использовать священные мотивы для светских произведений?

— Конечно. Я уверен, азан не одного меня вдохновлял. Возможно, человек, который не знаком с исламской культурой, даже не услышит, что это призыв к намазу. Но я точно знаю, что внутренне был движим именно им: фразы, начальные интонации — всё оттуда.  Вообще, духовная музыка очень часто проникает в классику. Иногда это прямые цитаты, иногда — аллюзии, заимствования, подражания. Например, увертюра «1812 год» Чайковского начинается с четырёх виолончелей, которые звучат, как церковный хор. И у Рахманинова используется знаменный распев.

— Такую мелодию сыграют в обработке электронного саксофона?

— Скорее всего! Это будет решаться в предпоследний день, поскольку я не совсем знаком с этим инструментом и не знаю, как она прозвучит. Может, что-то и получится. Нас хлебом не корми, дай поэксперементировать.

— А мы-то думаем, что в композиторы в консерваториях трясутся над канонами и ратуют исключительно за классику.

—  Наоборот, мы должны выходить за рамки консерватории и искать то, что будет актуальным через десятилетия. Композиторы — это люди, которые всегда направлены в будущее.

— На этой неделе у тебя ещё одна премьера, расскажи про неё.

— Она очень удачно совпала с вручением Нобелевской премии по литературе. Это будет концерт «Господа эмигранты», в основу которого легла вокальная хоровая музыка, написанная на слова советских писателей-эмигрантов. Моё участие обусловлено вот чем: я очень увлечён поэзией Бродского, поэтому на третьем курсе консерватории написал три хора на его стихи. Первый называется «Рождественская звезда», причём, когда я впервые открыл книгу, там была указана дата создания этого стихотворения — 24 декабря. А я родился в этот день! Подумал: «Надо же, как интересно». Меня это сразу же подкупило. Я придумал хор на это произведение. Потом нашёл ещё два: «Всадник» и «Ни тоски, ни любви, ни печали». Так и появился этот цикл. Причём, «Рождественская звезда» исполнялась и в гастрольном туре хора нашей консерватории, и коллективами на Украине, в Москве, Калининграде, Ижевске, Петербурге. Два других произведения не столь популярны. Они и прозвучат на этом концерте.

— Но как тебе пришло в голову переложить на  хор стихи самого закостенелого интроверта?

—  Мне кажется, именно хор может передать ощущение интимности гораздо лучше, чем соло. Вспомни церковные песнопения. Какие эмоции они вызывают? Они очищают, настраивают на молитву, успокаивают. Поэтому камерность Бродского может очень хорошо прозвучать в таком виде. По крайней мере, я старался это сделать. Что такое хор? В опере чаще всего это либо глас народа, либо голос автора, либо закадровые комментарии. В общем, нечто объективное, взгляд со стороны. А у Бродского вся поэзия очень личная, если не сказать интимная. Очевидно, что даже местоимения «я» или «мне» не должны звучать в хоре —  никто попросту не поверит. Поэтому либо стихотворение должно быть обезличенным, либо в нём должно чувствоваться некое «мы». И я начал искать такие тексты. Нашёл! Хотя, признаюсь, это было непросто. Позже я узнал, что Бродский не любил, когда его стихи перекладывают на музыку. Но к тому времени мои хоры уже были написаны. Думаю, он был бы не против. Я однажды услышал, как он сам читает свои произведения. Это было очень музыкально, он словно пел их.

— Как его слова повлияли на музыку?

— Я не смог бы написать такую же музыку на чьи-то другие стихи. Ведь само слово содержит ритмику и атмосферу. Поэтому на композиторе лежит большая ответственность. Ещё мои наставники во время учёбы говорили, что нужно создавать музыку для хора так, чтобы текст ни в коем случае не потерялся в гармониях и полифониях. Я брал априори очень сильные слова, нельзя, чтобы они «утонули».

— А прозу можно превратить в мелодию?

— Вообще, это известный метод. Опера Прокофьева «Война и мир» написана по тому же принципу, по выжимкам из текстов Толстого. Конечно, ритмика получается не такая систематичная, как в стихах. Там нет рифмы, и поэтому её роль на себя берёт музыка. Нужно быть очень чутким к тексту, чтобы собрать его в единую мелодию. Ведь любая фраза строится волнообразно, мы никогда не говорим с одной интонацией. Миссия композитора — услышать внутреннюю музыку текста, поймать её и показать, как через лупу. Мы здесь словно художники: в своих картинах они изображают квинтэссенцию природы, чтобы лес или поле  на холсте казались сочными, волшебными, и каждому непременно хотелось бы там оказаться. То же самое касается и музыки: мы должны усилить и сконцентрировать речь, услышать ритм, посыл, состояние, смысл.

— Ты и по картинам можешь написать песню?

— Конечно! Сейчас это уже обыденность, примеров переплетения живописи и музыки очень много. Есть такое явление, как хронестезия — проще говоря, «цветной слух». Когда определённая тональность ассоциируется у человека с каким-либо цветом. В 20 веке возникло такое направление как «графическая музыка» — нотами на партитуре рисуют картины, а потом это можно сыграть. Я не задумывался, какую из картин хотел бы озвучить, но это вполне реально.

— Какие художники тебе нравятся?

— Очень люблю Поленова и Ренуара. Это картины, из которых бьёт свет. Мне кажется, если их повесить в тёмной комнате, от них станет светлее.

— А какую книгу ты бы хотел сделать песней?

— У меня есть идея написать хор на «Мастера и Маргариту» Булгакова. Для меня эта книга как стихотворение. Она настолько складно написана, нет ни одного пустого слова. Остаётся только удивляться. Но один эпизод кажется мне особенно музыкальным. Какой — не скажу, пока не хочется выдавать всех секретов.

— Кстати, как тебе версия темы Воланда от Игоря Корнелюка? Он написал её для экранизации с Абдуловым и Басилашвили. Она совпадает с твоим видением этого текста, или ты написал бы совсем иначе?

— Я помню эту музыку. Но хочется сказать, что есть хорошие произведения, а есть гениальные. Гениальные отличаются тем, что вытерпят абсолютно любую интерпретацию. И от этого не станут хуже. Можно сравнить с Бахом: его и традиционно играют, и в современных версиях, и в джазовой манере, и в стиле рок — чего только нет! Он от этого только выигрывает. Это как огромный бриллиант с множеством граней, который мы имеем возможность рассматривать со всех сторон, поражаясь масштабам творения.
Про «Мастера и Маргариту» можно сказать то же самое. Думаю, из этой книги можно сделать и фильм, и оперу, и балет, и сериал, и мюзикл, и блокбастер. Произведение будет только интереснее. Я начну с хора.